Перемирие в 2025 году: как это возможно и какие интересы в этом у США и Китая?

Трамп, Путин, Си и мир в Украине

Окружение Дональда Трампа до официального объявления результатов выборов в США сделало несколько заявлений о потенциальных сценариях завершения конфликта в Украине, или, точнее, его заморозки на текущем этапе. В течение предвыборной кампании обсуждались, условно говоря, два варианта планов — "тезисы Heritage Foundation", которые предполагают увеличение помощи Украине и давление на Путина для достижения уступок, и "тезисы America First Policy Institute", которые касаются заморозки конфликта по линии соприкосновения. В последние дни активно обсуждается именно второй вариант. Оба подхода предполагают начало переговоров между Украиной и Россией без реализации идеи "границы 1991 года". Разница заключается в том, что более активная стратегия предполагает изменение баланса сил на линии фронта, после чего можно будет вести переговоры с Кремлем с позиции силы, что может сделать возврат к границам возможным в рамках политического процесса. Второй подход предполагает заморозку конфликта "здесь и сейчас", осознавая (но не обязательно признавая) невозможность возвращения территорий в ближайшем будущем. В качестве примера можно привести уже обсуждаемые идеи "забыть о Крыме" или "дождаться изменений в России".

На этом фоне Российская Федерация значительно усиливает давление на фронте. Несмотря на значительные потери, вооруженные силы РФ не разрушили украинский фронт, но за последние три месяца достигли самых значительных успехов с 2022 года. Путин, выступая на Валдае, вновь напомнил о "стамбульских договоренностях" — другими словами, о российском ультиматуме для Украины. При этом, несмотря на резкую риторику, России нет особой спешки в вопросах начала переговоров. К основным причинам, признанным Кремлем, относятся:

• увеличение технологического разрыва между РФ и развитыми странами мира, включая не только государства "Западного мира", но и часть стран "глобального Юга";
• усиление зависимости российской экономики от КНР. Здесь важно обратить внимание не только на торговый баланс, но и на возросшую степень технологической и финансовой зависимости России от Китая. Фактически, Пекин делает с Москвой то же самое, что Москва пыталась сделать с Минском на протяжении последних 30 лет, но у китайских коммунистов это получается быстрее и эффективнее;
• Россия теряет геополитическое влияние. Центральная Азия уже не является "задним двором РФ" и становится частью "китайского мира". На Кавказе резко возросло влияние Турции, а на Балканах российские интересы сжимаются, уступая место интересам КНР и Турецкой республики;
• внутри России происходят колоссальные демографические изменения, которые могут существенно повлиять на будущее — условная "русская составляющая вымирает", а численность населения поддерживается за счет прироста в национальных автономиях и миграции.

Все это привело к тому, что, потеряв лидерство в ШОС, Кремль не смог подтвердить свой статус лидера в БРИКС. Более того, если проанализировать основной доклад Валдайского клуба и недавнее выступление Путина, можно заметить изменение в позиционировании. Даже на своей площадке Россия уже не выступает с позиции лидера и "локомотива" изменений. Российские спикеры (включая президента) много говорят о многополярном мире, но обращаются к коллективным форматам "не Запада", где не подчеркивается исключительная роль России. Фактически, Россия вынуждена начать позиционировать себя как регионального, но не глобального лидера.

Самопозиционирование России является ключевым аспектом в понимании политики основных мировых игроков в вопросе завершения войны в Украине.

Путин начал этот этап войны как часть стратегии по сохранению статуса России как одного из мировых лидеров. Экономически РФ давно выпала из числа ведущих стран мира. Технологически тоже. Политическое влияние постепенно ослабляется. Единственным козырем оставалась военная мощь, которую Путин и разыграл в надежде на быстрый успех. Если бы произошел "Киев за три дня", Россия вернула бы себе влияние на Кавказе и в Центральной Азии, значительно укрепила бы свои позиции на Балканах и в Африке. Фактически, через силу, она заставила бы мир воспринимать себя как одного из архитекторов нового миропорядка.

Однако "Киева за три дня" не произошло. Более того, Россия столкнулась с сопротивлением страны, которую сама же позиционировала как Failed State. То есть Путин продемонстрировал, что его "последний козырь" в диалоге о геополитическом лидерстве не является таковым. Если в 2021 году обсуждали возможные изменения в мировой системе в контексте треугольника Вашингтон-Пекин-Москва, то к концу 2022 года разговоры сосредоточились на диалоге между КНР и США. Россия сама себя исключила из этого процесса. Поэтому слова Путина в январе 2023 года о том, что война идет "за будущее России", оказались правдой. Поражение или даже условная "ничья" в российско-украинской войне лишает РФ статуса ключевого геополитического игрока.

Такая ситуация устраивает и Пекин, и Вашингтон. Говоря простыми словами, гораздо легче начать разговор о формировании двухполярного мира, чем вести сложный диалог в трехстороннем формате. Это также выгодно Европейскому Союзу, для которого ослабление влияния Кремля на континенте создает дополнительные возможности, в том числе в вопросах самоидентификации Союза на мировой арене. Ослабление России также выгодно новым региональным лидерам, начиная от основателей БРИКС (кроме России, естественно) и заканчивая Турцией, Ираном и Саудовской Аравией.

Таким образом, полное поражение Украины является невыгодным для большинства стран мира. Однако "не проиграть" не означает "победить".

К сожалению, полное поражение России и связанные с этим риски глубокого кризиса в стране, вплоть до угрозы распада, также являются невыгодными для ключевых игроков:

• для США распад России означает дестабилизацию в нескольких регионах. Это приведет либо к значительному усилению влияния Китая, либо заставит Соединенные Штаты вновь вернуться к затратной политике "мирового полицейского" без гарантий ее успешности, что увеличит риски в области безопасности и приведет к новому уровню эскалации с КНР;
• для КНР Россия важна как единое, управляемое государство, статусом регионального (но не глобального) лидера с высоким уровнем зависимости от Китая;
• для ряда политиков Европейского Союза восприятие России схоже с китайской позицией — единое и мощное государство, хотя существует различие в оценке рисков китайского влияния на РФ. Для ЕС такое развитие событий нежелательно;
• для большинства незападных государств (в первую очередь, региональных лидеров) желательно сохранение достаточно сильной (но без амбиций на геополитическое лидерство) России.

Таким образом, для значительного числа мировых государств поражение России также представляется "невыгодным". Эта позиция, кстати, изменяется. Ведь еще два года назад вместо слова "невыгодный" можно было использовать "недопустимый". Но скорость изменений крайне низка. И здесь есть, в том числе, вина Украины, которая недостаточно активно коммуницировала на внешнем уровне вопросы "пост войны". То есть — что будет после окончания войны и как можно минимизировать риски от российского кризиса в случае поражения РФ.

Возвращаясь к паре США-КНР, оба государства не желают поражения Украины, но также не стремятся к полному поражению России. Это означает, что с их точки зрения, война должна быть остановлена где-то между указанными крайними вариантами.

Вопрос — где именно? И здесь уместно вспомнить американо-китайское противостояние и процесс зависимости РФ от КНР:

• для Пекина идеальным моментом завершения войны было бы начать переговоры после того, как российская экономика достигнет "точки невозврата" в технологической и финансовой зависимости от Китая. Проще говоря, в условиях, когда даже снятие всех санкций не позволит России вернуться к прежнему использованию европейских и американских технологий и финансовых инструмент